В хорошо оборудованной лаборатории отца Хаксли начал самообразование, которое потом продолжил в школе Hillside, где его первой учительницей стала его мать. Когда Олдосу было 13 лет — мать умерла.

Три года спустя, в возрасте 16 лет он перенес кератит, что привело к тому, что почти 18 месяцев он был лишен зрения. Благодаря тому, что он пользовался специальными очками и один его глаз стал видеть, Олдос мог читать, он также освоил шрифт Брайля. Собственный опыт исправления зрения позже он описал в брошюре «Как исправить зрение» («The Art of Seeing», 1943). Несмотря на проблемы со зрением, Хаксли продолжал занятия в колледже Балиол (1913-1915) в Оксфорде, и получил степень бакалавра гуманитарных наук в 1916 году.

В связи с тем, что далее он не мог заниматься наукой или пойти на фронт, Хаксли обратился к литературе. Он работал в военном министерстве в Лондоне в 1917 году, и какое-то время преподавал в Итон и Рептон колледжах. Первый сборник стихов появился в 1916 году, за ним последовало еще два издания в 1920 году.

В 1919-1920 годах Хаксли состоит в редакции «Атенея» под началом Мидлтон Муррея, мужа Кэтрин Мэнсфилд. Он пишет биографические статьи, статьи об архитектуре и живописи, театральные, музыкальные обзоры, равно как и рецензии на художественные книги.

В 1920-21 Хаксли работал театральным критиком для «Вестминстер Газет» и библиотекарем в книжном клубе Челси. Его первый роман «Желтый Кром» — остроумная критика общества — появился в 1921 году. Стиль Хаксли, сочетающий блестящие диалоги, социальную критику и цинизм, создал ему репутацию одного из самых модных литературных деятелей десятилетия. Он был другом леди Оттолин Моррел, входил в Блумсберийский кружок, который включал таких писателей, как Вирджиния Вулф, Клив Белл, Литтон Стрэчи и Э. М. Форстер. За восемь лет он опубликовал дюжину книг, включая «Контрапункт» (1928), роман, в котором персонажи, списанные с Д. Лоренса, Муррея, Мэнсфилд и самого автора, сравниваются с инструментами оркестра, и каждый играет особую роль в жизни, как ее видит Хаксли.

Олдос Хаксли провел немало лет, готовясь пуститься в психоделический путь.  В первый раз психоделическая тема получает художественную интерпретацию у Хаксли в романе «О Дивный Новый Мир» (1932), а затем тридцать лет спустя и в книге «Остров». Отдельные главы посвящены психоделикам в сборнике эссе «Снова в Дивном Новом Мире» (1956) и «Ситуации человека» — посмертно опубликованном сборнике лекций, которые писатель прочитал в университете Санта-Барбары в 1959 году.

Первое «теоретическое» знакомство Хаксли с наркотиками состоялось в 1931 году, когда он прочитал «Фантастику» немецкого фармаколога Луиса Левина. Двадцать два года спустя это имя будет первым упомянуто в «Дверях восприятия». В «Фантастике», которую он назвал энциклопедией наркотиков, и в самом деле содержался исчерпывающий на тот момент обзор фактов и историй, связанных с опиумом и его современными производными, говорилось о морфии и героине, кокаине и мексиканском пейотле, дальневосточном и индийском гашише, сибирском мухоморе, полинезийской каве и прочих одурманивающих средствах. В написанном по свежим впечатлениям кратком «Трактате о наркотиках» (1931) Хаксли признавался, что особенно его заинтересовали физиологические и психологические изменения, вызываемые этими сладостными ядами, с помощью которых "люди создают посреди враждебного мира свой мимолетный и непрочный рай".

В том же году Хаксли, отвлекшись от работы над «Дивным Новым Миром», пишет эссе «Требуется: Новое удовольствие», в котором замечает, что, будь он миллионером, он нанял бы группу ученых для создания идеального наркотика. Такое вещество могло бы на пять-шесть часов в день избавлять человека от одиночества, объединять людей в радостном приятии друг друга и делать жизнь сказочно прекрасной и более значительной. 

В 1953 году, живя в Лос-Анджелесе, Хаксли приглашает погостить доктора Хамфри Осмонда, британского психиатра, работающего в университете Саскатчевана (Канада). Осмонд, как было известно писателю, занимался исследованиями возможности применять мескалин — активный компонент кактуса пейотля, используемого индейцами Северной Америки для религиозных церемоний, — при лечении шизофрении. В письме к Осмонду Хаксли обсуждает бергсоновскую модель нормального сознания, которое пропускает лишь ту информацию, что необходима для биологической адаптации. Среди средств, призванных преодолеть границы обыденного Я и подавить нормализующие функции сознания, назван и мескалин. В том же письме впервые выдвигается программа необходимой реформы воспитания и образования, практическая и духовная цель которой состоит в том, чтобы извлечь «все лучшее из обоих миров — из мира биологических потребностей и из мира безграничного опыта, что лежит в основе всего сущего». При существующей системе воспитания человек утрачивает способность ощущать целостность мира. Считая, что цена, уплаченная за биологическую адаптацию, неоправданно высока, Хаксли делает следующее предположение: мескалин или его аналог мог бы предоставить молодым людям возможность «ощутить и увидеть» то, о чем они знают лишь из священных книг. Вторым, более мягким средством трансценденции, по его мнению, мог бы стать гипноз, о котором писатель тоже знал не понаслышке, ибо читал публикации в ведущих медицинских журналах и дружил со многими психиатрами, использующими гипноз в своей практике.

В мае 1953 года Осмонд приехал в дом Олдоса и Марии Хаксли в окрестностях Лос-Анджелеса и привез по просьбе писателя 0,4 г мескалина. Именно Хамфри Осмонд, автор терминов «психеделический» и «психеделики», стал проводником писателя в мире под- и сверхсознательных явлений. В тот знаменательный день, 6 мая, Хаксли убедился, что мескалин не только средство выхода за пределы «душного, потного эго», но и, по выражению самого писателя, ключ к технике «прикладного мистицизма».

По завершении опыта Хаксли решил заставить мир поверить в невероятные возможности этого священного снадобья, которое способно принести облегчение, а возможно, и духовное спасение человечеству, задавленному цивилизацией.

Наркотики и измененные состояния сознания стали теми психологическими проблемами, которые интересовали Хаксли больше всего. Писатель посвятил свои фармакологические, психические, мистические и литературные опыты не наркотикам вообще, а именно психоделическим препаратам. Такими препаратами он считал мескалин, псилоцибин, а в дальнейшем и ЛСД. Их значение, по его мнению, состояло в том, чтобы, не вызывая привыкания, расширять и изменять сознание с «высшей целью», а именно с целью достичь визионерского восприятия, и главное — получить представление о трансцендентальном Чистом Свете.

В декабре 1955 года Хаксли впервые пробует ЛСД, диэтиламид лизергиновой кислоты, полученный Альбертом Хофманном еще в 1937 году в базельской лаборатории, где наркотик и пролежал долгие годы, ожидая своего часа.

В письме к Осмонду Хаксли рассказывает о пережитых откровениях (во время сессии участники слушали Баха): «Лишь полифония, лишь высокоорганизованная полифония способна передать природу реальности, которая суть множественность в единстве, примирение противоположностей, единственность многообразия, Нирвана в Сансаре, суть Любовь, объединяющая объективное с субъективным, добро со злом, смерть с жизнью». 

1956 год был весьма плодотворным: опубликована книга «Рай и ад», начата одна из лучших и смелых литературных утопий XX века — «Остров». В одном из писем Хаксли назвал будущий роман «фантазией о воображаемом обществе, цель которого привести своих членов к осознанию собственных огромных возможностей». Роману суждено было приобрести статус «культового» текста, ибо в нем кроме увлечений самого писателя (дзэн-буддизм, тантра, расширяющие сознание наркотики, гештальт-терапия) отразились настроения и надежды западных интеллектуалов 1960-х. 

В 1958 году Хаксли заканчивает книгу «Снова в Дивном Новом Мире», одна из глав которой называется «Химическое убеждение». В ней впервые открыто говорится о так называемом Отчете Ля-Гвар-диа — результате деятельности специальной комиссии, созданной в 1944 году мэром Нью-Йорка для изучения марихуаны. Комиссия пришла к выводу, что Cannabis sativa не представляет серьезной опасности ни для того, кто ее принимает, ни для окружающих. Отчет, к счастью, не получил широкой огласки. В той же главе книги Хаксли анализирует сравнительные достоинства и недостатки мепробаната (милтауна), хлорпромазина и барбитуратов, амфетамина, ипрониазида, ЛСД и нового аминоалкоголя динера. На сей раз писатель предупреждает о возможности использования этих веществ для более эффективного манипулирования толпой. Имея дешевые транквилизаторы, галлюциногены и стимуляторы, можно успокаивать возбужденных, стимулировать безразличных, отвлекать недовольных от их проблем и страданий. Хаксли упоминает и «сыворотку правды», пентозал, использовавшийся для получения признаний от упрямых заключенных.

В 1960 году Хаксли часто выступает с лекциями на обоих побережьях США, равно как и в Фонде Меннингера (Топека) — святая святых американской психиатрии. Популярность его лекций невероятна и не в последнюю очередь объясняется психоделической темой. 

В том же 1960 году состоялось историческое знакомство Хаксли с Тимоти Лири, возглавлявшим Гарвардский проект по изучению психоделиков. В тот период Лири и его коллеги по Гарварду с готовностью прислушивались к Хаксли, не без влияния которого постепенно формировался их проект. Хаксли вызвался присутствовать на пленарных заседаниях лаборатории. Он с готовностью заявил, что будет участвовать в экспериментах с грибами. Грибным супом они не ограничились, что явствует из протоколов лаборатории. Он и в самом деле приходил на многочисленные октябрьские и ноябрьские заседания, слушал, затем закрывал глаза и медитировал. Лири вспоминал потом: «Такой произвольно вызываемый транс раздражал часть гарвардской публики, в их представлении сознание непременно связано с болтовней. Затем он открывал глаза и делал замечание, чистое и прозрачное, как бриллиант».

Тимоти Лири и Ричард Альперт в рамках гарвардского проекта проводили эксперименты с добровольцами — коллегами-психиатрами, многие из которых полагали, что не смогут удачно практиковать психотерапию, не пройдя посвящение «кислотой», а также с писателями, художниками, священниками, пациентами с незначительными невротическими расстройствами и с теми, кто страдал серьезными психическими нарушениями. Ученые, несмотря на предупреждения Хаксли, ничуть не стремились скрыть свои изыскания от широкой публики.

Весть о химическом чуде, расширяющем сознание, мгновенно распространилась в университетской среде. Приобщенность к кислотному таинству стала само собой разумеющимся фактом в жизни любого университетского кампуса. Гарвардский проект был закрыт в 1963 году, Лири и Альперт уволены, Федеральное управление по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами разослало предупреждения администрациям университетов о том, что прием ЛСД связан с опасностью для жизни. Лаборатории Сандоз прекратили выпуск ЛСД. В штатах Мичиган, Нью-Джерси, Невада и Калифорния были приняты законы, запрещающие продажу и употребление наркотика. Но было уже поздно. Никакие меры не остановили стремительного распространения ЛСД, равно как и моды на наркотики в целом. По официальным данным министерства здравоохранения США, в 1960-е годы общее число наркоманов и тех, кто хотя бы пробовал курить марихуану, по самым скромным подсчетам, достигло 20 миллионов. Много позже стали известны факты, раскрывающие особый интерес ЦРУ к ЛСД как средству «промывания мозгов». ЦРУ впоследствии призналось, что испытывало ЛСД на заключенных, пациентах психиатрических больниц и на обыкновенных, ничего не подозревающих гражданах. Так в Америке стали стремительно сбываться прогнозы Хаксли, которые сам он считал хоть и вероятными, но все же принадлежащими далекому будущему или иной политической реальности. Он полагал, что лишь при диктатуре можно заставить фармацевтов химически регулировать поведение людей в политических целях. Без сомнения, писатель оказался бы в числе самых страстных борцов против гарвардских экспериментов, если бы знал, что синтезированный наркотик хотя и далек от совершенства придуманной им самим сомы «Дивного Нового Мира», но уже используется для манипулирования сознанием.

Одним из последних сочинений писателя, над которым он работал параллельно с «Литературой и наукой», стало эссе «Культура и индивидуум», написанное для первой популярной антологии, посвященной ЛСД. В нем речь идет о том, что человек извлекает больше вреда, чем пользы, из мира слов, которые являются отображением наших культурных стереотипов. Он вновь напоминает о важности невербального обучения, о необходимости тренировать чистую рецепцию, культивировать ментальную тишину, позволяющую открыть двери восприятия для проявления визионерских и мистических форм сознания.

(В статье использованы фрагменты из эссе И.Головачевой "Психоделическая революция в отдельно взятом сознании: хроника событий")